Сейчас я, пожалуй, как никогда ранее, провожу много времени с собой: думаю, читаю, слушаю музыку. Кино и интервью не смотрю, там звучит вслух чужой мыслительный поток, ему сейчас не находится места. Время поменяло свое течение, и все мы знаем, что оно идёт по-разному в зависимости от внутреннего ощущения субъекта и событий, влияющих на его сознание. Сейчас, как никогда ранее, хочется спокойствия, неспешности, умиротворения, т.е. установления мира, и, как мне кажется, и в человеческих душах — растревоженных, нарушенных, разворошенных.
В особенно нестабильное время душа всегда ищет константы, обращается к тому, что казалось устойчивым: только многое теперь из привычного разрушилось, а из постоянного остались только самые высокие материи — Вера, искусство, любовь, Человек. Раньше мне казалось, что я не склонна обращаться к историческому опыту с целью самоизлечения, все это выглядело для меня как «чужая боль не превозможет мою собственную», а теперь я думаю, что все мы люди, живые, и вообще я верю, что Человеку свойственно одинаковое, живем ли мы под управлением античных полисов, изобретаем электричество или отказываемся от бумажных носителей информации, меняются лишь условия в общем их смысле.
Оказалось, что объединиться в разобщенности – сложнейшая из задач, и будто даже самый близкий сейчас буквально за минуты разговора может оказаться за тысячи километров, но стоит ли оно того, чтобы в миг, однажды и навсегда, потерять и потеряться? Я недавно задумалась о том, что это огромный миф, будто бы люди, вступившие в близкие отношения, любовные ли, дружественные ли, обязаны все друг с другом разделить и быть в этом едиными. Ведь это совсем не так. Мы можем соединиться самой глубинной из связей, оказаться слившимися в главной из точек, но не разделять остальных, не менее, к слову, важных наших жизненных пластов.
И как тогда измерить степень близости?
Я, наверное, думаю, что неизменно важно не утратить то, что в итоге нас сохраняет и бережет. Не остаться одному. «Ибо не ведаем, что творим».